Как мне тренерская работа? Оказалось, она сложнее, чем кажется.
Утреннее занятие с младшими проходит у меня как по маслу. Я показываю атакующим игрокам кое-какие приемы и гоняю их до седьмого пота. У меня на шее висит свисток, и они обязаны меня слушаться. Легкие деньги, скажете вы?
Ага, как бы не так.
На тренировке со старшим возрастом абсолютно все идет наперекосяк. И не потому что дети мало умеют. Нет, уровень их мастерства варьируется от впечатляющего до виртуозного. Но у них не выходит работать в команде. Они твердолобые и ведут себя иррационально. Слушают, что им говорят, а делают ровно наоборот.
Они тинейджеры. И спустя десять минут я практически бьюсь лбом об оргстекло и мечтаю поскорей сдохнуть.
— Пат, — молю я, — скажи, что я таким не был.
— Не-е, — крутит головой он. — Ты был раза в три хуже. — А затем этот предатель берет и уходит, оставляя на моем попечении тридцать взмокших, обезумевших от гормонов малолетних головорезов с клюшками.
Я в миллионный раз дую в свисток.
— Опять офсайд! Ну сколько можно? — спрашиваю я Шэня, заносчивого защитника, который всю тренировку цапается с вратарем. Эти двое словно объявили друг другу вендетту — когда вокруг и так хаос. — Вбрасывание.
Когда я роняю шайбу на лед, игра возобновляется. Подняв взгляд, я вижу, что к нам спускается Каннинг, помочь мне на тренировке. Слава богу. Его спокойное лицо — точно глоток холодной воды в жару.
Я перепрыгиваю через борт, чтобы с ним поздороваться.
— Ты почему не предупредил, какая тяжелая это работа?
Он усмехается, и мое сердце привычно тает.
— Тяжелая? Да ты даже не вспотел.
Уже, вообще-то, потею. Потому что Шэнь — несмотря на то, что я обернулся и наблюдаю за игроками — скользит задним ходом ко вратарю, над которым насмешничал, и сбивает его на лед. Причем явно намеренно, и Каннинг, видимо, тоже так думает, поскольку мы, не сговариваясь, перешагиваем через борт и отправляемся к ним.
— Какого… — начинает Килфитер, вратарь.
Шэнь ухмыляется.
— Извини.
— Китаеза ебаный, — сплевывает Килфитер.
— Пидор, — парирует Шэнь.
Мой свисток звучит так пронзительно, что Каннинг закрывает руками уши.
— Две минуты штрафа! — рявкаю я. — Обоим.
— Мне-то за что? — возмущенно вопит Килфитер. — Я его задницу и пальцем не тронул.
— За длинный язык, — отвечаю я резко. — На моем льду чтоб никакого мата. — Я показываю на штрафную скамью. — Двигай.
Но Килфитер остается стоять на месте.
— Такого нет в правилах. — Ухмылка у него такая же широкая, как опоясывающий бортик рекламный баннер.
Нас слушают абсолютно все, поэтому права на ошибку у меня нет.
— Дамы, такое есть в правилах. Две минуты на штрафной скамье за неспортивное поведение. Если б ты не раскрыл свою варежку после того, как он тебя ударил, то сейчас твоя команда играла бы в большинстве. Я делаю это для твоего же блага.
— Ну конечно.
Несмотря на это язвительное замечание, оба моих смутьяна все-таки доносят свои задницы до скамейки для штрафников, и я решаю оставить последнюю реплику за собой. Причем так, чтобы слышали все.