— Три…
— Три, — подтверждаю я. — Верно. Ты на льду не один. У тебя есть товарищи по команде, и они катаются там не просто для красоты.
Он вымучивает улыбку.
— Шэнь был в позиции для удара. Если б ты передал шайбу ему, он отправил бы эту крошку прямиком в верхний левый. Но вместо голевой передачи ты не записал на свой счет ничего.
Дэвис медленно кивает, и внутри меня взрывается гордость. Еб… я-таки до него достучался. Глядя, как он впитывает мои слова — не чьи-нибудь, а мои, — я неожиданно понимаю, почему у Каннинга такой стояк на все это тренерство. Оно приносит… столько удовлетворения.
— Своим товарищам надо доверять, — говорю я Дэвису.
Но это почему-то стирает улыбку с его лица, и он, помрачнев, хмурит брови.
— Что? — спрашиваю я.
Дэвис бормочет что-то неразборчивое.
— Не слышу тебя, пацан.
Он поднимает взгляд.
— Сложновато им доверять, если они только и ждут, когда я облажаюсь.
— Это неправда. — Пусть вслух я и возражаю, но знаю, что в каком-то смысле он прав. Некоторые игроки играют лишь за себя, и внезапно мне становится ясно, почему Дэвис изо всех сил старается быть звездой — он считает, что к этому стремятся все остальные.
— Это правда. — Его взгляд сворачивает на ворота, где Джейми ведет беседу с Килфитером. — Особенно Марк. Он оху… охренеть как обожает смотреть, как я лажаю. А на следующий день перечисляет все, что я сделал не так, — и за завтраком, и за ужином, и даже когда я пытаюсь заснуть. Ему лишь бы повыносить мне мозг.
Я подавляю вздох.
— Вы ведь соседи, верно?
— К сожалению, — бубнит он.
— Вы после тренировок общаетесь? Разговариваете хоть о чем-то, кроме хоккея?
— Не особо. — Он пожимает плечом. — В смысле, иногда он болтает про своего папашу. Они по ходу не ладят. Но это все.
— Хочешь совет?
С серьезным лицом он кивает.
— Попытайся познакомиться с ним поближе. Завоевать немного доверия вне площадки. — Я показываю подбородком на Джейми. — Когда я впервые играл против Джейми… то есть, против тренера Каннинга, то вел себя как настоящий гад. Был такой весь из себя нахальный. Всякий раз, готовясь пробить, я насмехался над ним и отплясывал победный танец, если он пропускал. Клянусь, к концу тренировки он был готов меня придушить. Даже сказал тренеру Пату, что всей душой меня ненавидит, и предложил отправить меня обратно на планету придурков, или откуда я там приехал.
Дэвис хмыкает.
— Но теперь-то вы настоящие братаны.
— Угу. Мы, кстати, тоже были соседями. Когда после той первой тренировки мы пришли в нашу комнату, он где-то час просто сидел и сверлил меня взглядом.
— А что сделали вы? — с любопытством интересуется Дэвис.
— Предложил сыграть в «я-никогда». Уговорить его вышло не сразу — он все еще довольно сильно на меня злился, — но в итоге я его уломал.
Вспоминая, я улыбаюсь. Мы передавали по кругу банки ред-булла, которые я стащил у одного из тренеров, и узнавали друг друга, рассказывая всякие безумные вещи. Я никогда не ссал в штаны на играх «Брюинз». Я никогда не показывал задницу автобусу с монашками во время поездки с классом на фабрику по производству жвачки. То были, конечно, мои ответы.
Ответы Джейми были серьезнее. Я не единственный ребенок в семье. Я не хочу, когда вырасту, играть за профессионалов. Да, он так и не усвоил, что надо начинать с «я никогда», но я не поправлял его. Тринадцатилетнему мне, накаченному сахаром и кофеином, было и так очень весело. Мы проболтали до четырех утра и на следующее утро едва смогли разлепить глаза.
— После этого мы с ним стали не разлей вода, — говорю я, усмехаясь.