Спускаюсь вниз, гадая, что Джимми может от меня понадобиться. Может быть, здоровье миссис Бредшоу ухудшилось?
Когда я открываю ворота и выхожу на улицу, Джимми спешит ко мне. В ярком дневном свете его глаза кажутся ещё больше. И, тем не менее, он выглядит не таким измождённым, а его рот расплывается в улыбке.
— Привет, мисс.
— Элла в помещении для стирки, - говорю я. - У тебя есть для неё какое-то сообщение? Могу его передать.
Он качает головой и засовывает руки поглубже в карманы. Из дырки в его поношенных брюках показывается палец.
— Я просто хочу поговорить с вами, мисс. Мы можем отойти чуть в сторонку? Это не то место, где меня должны видеть.
На другой стороне улицы мужчина в котелке и начищенных башмаках с пряжками бросает на нас любопытный взгляд.
— Конечно, — отвечаю я. Теперь просто сгораю от любопытства узнать, что он хочет мне сказать. Мы заходим за угол дома, подальше от главной улицы. Вязы защищают Джимми от чужих взглядов, место не идеальное, но здесь гораздо меньше прохожих.
Когда мы уходим с главной улицы, Джимми выдыхает.
— Я пришёл поговорить с вами, мисс. О том мужчине, о котором вы спрашивали.
— Каком мужчине?
— Адам как-его-там.
Внутри меня всё трепещет.
— Ты нашёл его? Ты знаешь, где можно его найти?
Джимми постукивает ногой по земле.
— Неа, но он помогал нам высаживать кусты вокруг нашего дома. Мамочка вспомнила, там, откуда он пришёл, он был садовником. Не думаю, что сильно вам помог, но вы спрашивали.
Я тоже сомневаюсь. В городе сотни садовников (у нас тоже есть) и это при том, что Адам Снайдер не из города.
— Это всё? Или твоя мама вспомнила ещё что-нибудь?
Джимми качает головой.
— Нет, — он кашляет.
Я достаю для него носовой платок, но он отмахивается.
— Не хочу портить что-то настолько дорогое.
Нас освещает луч солнца, заливая светом тротуар. Вспоминаю, что сейчас уже примерно полдень.
— Сегодня у тебя выходной?
Джимми качает головой.
— Перерыв на ланч. Я должен скоро идти.
— А когда у тебя выходной? В воскресенье?
— Никогда, — спокойно отвечает он. — Я не могу себе этого позволить, мисс. Нам платят за то время, сколько мы работаем.
По моему позвоночнику пробегает холодок. Не только от его признания, что у него нет никаких выходных, но от того, что мальчик, которому не может быть больше десяти лет сказал всё таким тоном, как нечто само собой разумеющееся, словно мы говорим о сегодняшней погоде.
— Джимми, — слабым голосом спрашиваю я. — А сколько часов в день ты работаешь?