Он остановился в шаге от нее, изумрудно-зеленые глаза блестели напряжением и силой. В этот момент пятнадцать месяцев боли и гнева настигли ее.
Вот он стоит тут, глядя на нее так, словно может присвоить ее каким-то дурацким укусом, а потом просто уничтожить ее жизнь и все, о чем она мечтала.
Кулаки Рони сжались и едва осознав, что делает, она со всей силы ударила его в живот.
Но кулаку явно было больнее, чем Таберу.
— Блин! — завопила она, когда он не шелохнулся. Его тело напряглось, глаза сузились в гневе. — Смотри, что ты сделал с моей жизнью! Спасибо за то, что превратил ее в ничто, Табер!
— Моя! — зарычал он.
Звук эхом отдался в ее теле, в ее душе. Дыхание сорвалось, глаза расширились от этого животного звука.
Прежде чем Рони смогла пошевелиться, Табер схватил ее за руки и прижал их к дереву, игнорируя ее безумные попытки вырваться, ее отрывистую ругань.
Он наклонился, выражение лица было диким, первобытным. Глаза не отрывались от лица Рони, пока его большое тело вжимало ее маленькое в ствол дерева. Рони пыталась вдохнуть, наполнить легкие воздухом, дышать, чтобы отвлечься от возбуждения, пронзившего ее насквозь.
Она ощущала его близость, его дикий голод, острую мужественность и жаркую похоть. Запах Табера ударил в ее рецепторы, заставляя буквально с головой погрузиться в осознание того, что пришел он за ней только потому, что его привели сюда животные инстинкты.
Но не потому, что этого захотел человек внутри.
— Опусти! — закричала она, пытаясь оттолкнуть Табера, разжать его одновременно крепкую и такую бережную хватку.
Она тряслась от страха и накатывающих эмоций, и от желания сделать ему так же больно, как ей было больно сейчас.
Табер наклонился ближе, его плоская грудь прижалась к ее груди, заставляя соски напрячься под тканью бюстгальтера и разорванной блузки. Голова Рони оказалась прижата к дереву, она неосознанно раздвинула ноги, чувствуя, что не может дышать, не может справиться с разрядом молнии, пронзившим ее тело, в котором желание смешалось с гневом.
А потом Табер зарычал. Его рот скривился, обнажая длинные опасные клыки. Звук — предупреждающий и одновременно полный возбуждения — сорвался с его губ, когда Табер наклонился и горячим требовательным ртом накрыл ее рот.
Рони упала бы, если бы он ее не держал. Сильные руки подхватили ее, прижимая ближе, его губы захватили в плен ее губы, язык вторгся в ее рот.
Острое, возбуждающее прикосновение пронзило ее с ног до головы и обдало жаром, тело словно взорвалось от нахлынувшей реакции, а потом покорилось силе страсти.
Пальцы Рони сжались в кулаки. Ногти впились в ладонь, а требовательный язык Табера все терзал ее рот, заставляя стонать. Боже, что за вкус. Темный мед — сладкий и будоражащий. Она готова была отдаться этой страсти, даже зная, что в этой пучине ей просто не выжить.
Их языки сплелись. Она почувствовала маленькие комочки желез по бокам от его языка и застонала от удовольствия, когда под ее ласками эти комочки раскрылись и выпустили наружу сладкий мед, который таили в себе. Ей было нужно больше. Она хотела заполнить себя этой сладостью, открыть себя для всепоглощающего удовольствия.
Его язык требовательно ласкал ее рот. В воздухе повис рык — настоящий кошачий рык, отозвавшийся спазмом в ее лоне.
Рони отдалась этому желанию ласкать, наслаждаться вкусом. Но ей уже было мало.
Она впилась в его рот, упиваясь его сладостью. Его губы мяли и терзали ее губы, его язык снова и снова пронзал ее рот, а она все пила его сладкий нектар и не могла напиться.
Рони поднялась на цыпочки. Табер отпустил ее руки, она больше не сражалась с ним. Пальцы ее пробежались по его бицепсам, впились в ткань одежды, ощущая скрытые под рубашкой мускулы. Он притянул ее еще ближе, прижал к дереву, вклинился телом между ног, надавливая прямо на средоточие ее женственности. Как же хорошо. Она дернула головой, когда внизу все заломило от сладкой боли.
Рони прижалась сильнее, потерлась об его бедро своим ноющим от желания клитором, желая большего, еще большего, чем он давал ей сейчас. Звук мотора вертолета казался далеким, ветер от вращающихся винтов просто ласкал ее ставшее таким чувствительным тело.
— Табер, черт тебя двери! — голос Джона прорвался сквозь сладостный сон, от которого ей так не хотелось просыпаться.
Только не сейчас — сейчас ничего не сможет их разъединить. Она еще хочет пить его нектар, она хочет утолить голод, от которого ноет ее лоно.
— Нет, — отчаянно прошептала она, когда Табер оторвался от ее губ, глядя сверху вниз взглядом, полным желания и гнева.
— Моя, — рыкнул он снова, словно заставляя ее признать это.
Рони покачала головой, ее трясло. Она хотела еще поцелуев, еще этих сладких ощущений.
— Времени нет! — снова закричал Джон. Краем глаза она увидела его размытый силуэт. — Твою мать, посади ее уже в вертолет, пока вас не поймали! Ты хочешь потерять ее навсегда?