— Согласен. — Он твердо кивнул, даже не удосужившись взглянуть на Табера, как Рони и надеялась. — Пистолет или винтовка?
Она почувствовала приятную дрожь возбуждения.
— Винтовка. Как у Табера.
Табер застонал позади нее.
— Обучение, — пробормотал Кэллан, качая головой. — Позволь Таберу научить тебя, и винтовка твоя. Если тебе понравится, даже сможешь выбрать. — Он встал на ноги, и, чуть заметно улыбнувшись, сверкнул глазами. — Только не стреляй в Табера, ладно? У него есть хорошие черты характера.
— Наверняка есть, — протянула она. — Я просто их еще не нашла. Я обещаю присмотреться, прежде чем сносить ему голову.
— Спасибо, дружище, — с сарказмом ответил Табер Кэллану. — Спасибо за помощь и все такое.
Кэллан поморщился.
— Да. Добро пожаловать, сынок. — Его душил смех, он смотрел поверх ее головы на Табера. — Но я в тебя верю. Я уверен, ты сможешь убедить ее оставить тебя в живых, по крайней мере, на какое-то время.
Табер фыркнул, но Рони это веселье мужчин совсем не забавляло.
— Мне нужно принять ванну. — Она заставила себя сесть на кровати, испытывая на прочность свое равновесие. Пока было не очень. — И еда. Мне нужна еда. Пицца была бы к месту.
Табер сгреб ее в свои объятия, его хватка стала крепче, когда он быстро зашагал прочь из комнаты.
— Я могу ходить, — Рони вздохнула, обнимая его, наслаждаясь короткой передышкой от лихорадки, которую ей даровали наркотики.
— Конечно. — Он взглянул на нее, его губы, изогнутые в улыбке, безумно отвлекали. — Но мне нравится носить тебя.
Он всегда носил ее на руках, Рони помнила это. Он нес ее, когда впервые увидел, потерявшуюся в ночи, в ужасе застывшую от звуков, темноты и напуганную преследующими ее мужчинами. Каждый раз, как у Табера появлялась такая возможность, он носил Рони на руках.
— Ты хоть представляешь себе, как это хорошо — держать тебя на руках? — спросил он, шагая по лестнице к своей части дома.
Он пнул дверь, и она закрылась за ним, но до спальни они не добрались. Табер упал на диван, крепко прижал Рони к себе и опустил голову. Его губы требовательно накрыли ее рот.
Рони не желала просто пассивно принимать ласку. Она встретила смерть лицом к лицу. Столкнулась с ней, осознавая, что в любой момент они могут умереть — и она, и Табер. Она не желала больше бороться с тем, что бьется в ее теле.
Или с тем, кто в ее сердце.
Рони приподнялась в его руках, игнорируя легкое предупреждающее рычание, и поймала удивленный взгляд.
— Мой!
Ее шепот, несмотря на свою мягкость, звучал собственнически — он звенел от силы, наполняющей ее тело.
Его глаза вспыхнули. Нефритово-зеленый цвет потемнел, зрачки расширились. Ее пальцы коснулись пуговиц запачканной кровью рубашки. Рони разгладила хлопок, чувствуя, как он легко щекочет ее ладони. Провела руками по плечам Табера и вниз, к первой пуговице. Она легко расстегнулась.
— Рони. — Он сглотнул комок в горле, эмоции эхом отдались в его хриплом голосе.
— Ты пометил меня, — сказала она ему мягко, но решительно. — Но не в тот день, когда коснулся зубами моей шеи, Табер. Ты пометил меня, когда мне было одиннадцать лет, и ты спас меня. Когда мне исполнилось шестнадцать, и ты устроил мне первый день рождения. Когда ты легко и невинно в первый раз коснулся моих губ. Ты помечал меня каждым своим взглядом, каждым прикосновением. Теперь я хочу пометить тебя.
Она разгладила рубашку на его груди, провела ладонями по широким плечам и коснулась губами места, где шея переходила в плечо. Туда, в сплетение мышц, она его укусила. Не до крови, но достаточно, чтобы его тело дернулось, бедра выгнулись, член вжался в ее бедра, а руки сжали ее — почти до синяков.
Она укусила снова, лаская кожу языком, повторяя эротичную, сексуальную ласку Табера, подаренную ей так много месяцев назад. Казалось, на Табера ее укус подействовал так же.
Рони ласкала его плоть — с настойчивостью, делавшей ее прикосновения одновременно эротичными и почти болезненными. Табер сорвал с нее рубашку. Отшвырнул прочь, и его пальцы прошлись по ткани обтягивающих тело Рони джинсов.
— Сними их.
Табер почти рычал.