— Я никогда не сбегал от тебя, Рони… — Ее слова, наконец, достигли его разгоряченного мозга, и тут же Таберу пришлось отпрыгнуть, чтобы в него не попала очередная запущенная ею ракета. — Да твою ж мать, Рони.
Он бросился к ней, оттаскивая прочь от стоящего на столе тяжелого подсвечника. Его руки обвились вокруг ее талии, притягивая к себе, сдерживая, и Табер почувствовал дрожь, пронзившую ее тело.
— Какого черта с тобой происходит? — Он отпустил ее, бросил на кровать, но он не пытался следовать за ней. Он устал от этого. Устал от ярости, которая наполняла ее, от недоверия, заставляющего темнеть ее взгляд. — Мне уже до черта лысого надоело слушать, что я от тебя сбежал, когда ты сама решила разорвать отношения.
Рони вскочила на кровать, приземлившись на ноги на другой стороне. Отлично, подумал он. Чем дальше она была от него, тем больше у него было здравого смысла.
— Ой, да ладно, Табер, я не думала, что ты еще и лжец! — закричала Рони с усмешкой на губах.
И это ему тоже надоело. Ее высокомерие было оскорбительно.
— Перестань играть в невинность. Тебе не нужно притворяться. Не здесь, не пока мы одни. Единственная причина, по которой я здесь — это из-за проклятой метки на шее, которую ты мне поставил. В противном случае я бы до сих пор сидела в Сэнди Хук, раздумывая над тем, почему же ты так быстро передумал.
Табер замер, логика начала брать верх над инстинктами. Если есть что-то неясное — надо выяснить. Изучить, найти, вычленить. И, будь он проклят, слова Рони были неясны.
— Почему я передумал? — спросил он ее, чувствуя, как сжимается грудь от боли, которую он прочел в ее глазах и на ее лице. Слишком эта боль напоминала собственную, ту, которая пронзила его тело, когда он получил ее записку — через каких-то несколько часов после того, как отметил ее.
И все же, из ее слов следовало, что именно он ее оставил. Рони не была лгуньей. Она не играла в игры, и она не перекладывала с больной головы на здоровую свои ошибки.
Да, в тот день в его теле все кипело, признался Табер. Возбуждение бурлило в нем с силой, которая чуть не сломала замок на его джинах, а тут еще пришел Дайэн с… он остановился.
Дайэн. Сукин сын.
Табер провел рукой по лицу, глядя на Рони и одновременно борясь с воспоминаниями о предательстве, которое окончилось смертью его брата.
Дайэн готов был сделать все, чтобы уничтожить остальных, и чуть не убил Меринас и ребенка, которого она носила. Он слишком хорошо помнил его смерть. Предательство выжгло из разума Табера всю любовь к брату. Дайэн лгал. И Табер клюнул на эту ложь.
— Не говори так, — он ненавидел хриплый, усталый звук собственного голоса.
Табер направился к шкафу, открыл средний ящик, отодвинул в сторону пару толстых конвертов и несколько сувениров. В углу в глубине ящика стояла небольшая деревянная коробка. Он снял крышку и достал сложенный листок бумаги.
Я ухожу из гаража и от тебя, Табер. Я поняла тогда, в машине, что ты в любой момент можешь меня трахнуть. Я не хочу больше быть твоей марионеткой. Ты слишком тупой, слишком грубый, слишком неотесанный. Мне нужен человек, который будет прикасаться ко мне с нежностью. Кто-то, кого мне не придется бояться. Кто-то одного со мной возраста.
Ты состаришься, а я еще молода, и мне всего этого просто не надо.
Пожалуйста, будь любезен, держись подальше от меня. Я ведь немногого прошу!
Рони
Он запомнил эти слова. Он был старше нее едва ли на восемь лет, но порой, казалось, на целую вечность.
— Прочти это. — Он передал ей письмо и внимательно следил за выражением ее растерянного лица.
Табер не отрывал взгляда от Рони, пока она брала и разворачивала листок. Его душа исходила кровью. Он уже понимал, что она не писала это письмо. Знал, что последние пятнадцать адских месяцев, которые он провел вдали от нее, мучаясь и тоскуя, едва ли не умирая от желания ее увидеть — все было зря.
Рони развернула письмо, ее взгляд метнулся к словам. Ее глаза расширились. Губы задрожали. Боль на ее лице рвала его сердце на куски.
— Я думал, что это твое пожелание, Рони, — прошептал Табер, чувствуя себя старым и усталым. Дайэн был надежным, ведь он был членом семьи. — Я предполагаю, что и ты получила письмо. Дайэн умел хорошо делать только одно дело — подделывать и врать.
Она смяла записку в руке, слезы сияли в ее глазах, ресницы склеились. Рони взглянула на Табера.
— Я этого не писала, — прошептала она мрачно, ее голос дрожал. — Но я получила твою записку. — Рони дрожала, глядя на него. — Это был твой почерк.
Она снова посмотрела на письмо, ее дыхание сорвалось. Она увидела теперь, что это письмо написано ее — почти ее — почерком.
— Я не писал тебе того письма, — сказал он мягко. — Я отчаянно хотел дать тебе время подумать, хотел, чтобы ты решила, что мы будем делать. Я знал, что я такое, Рони. Я осознавал опасность, которой тебя подвергаю. Я пытался убедить себя, что смогу защитить тебя, если Совет поймет, что я жив. Они считали меня мертвым. Я собирался вернуться к тебе.
— Когда ты не появился, я стала ждать. — Было столько боли, столько сожаления в темных глубинах ее глаз, что ему хотелось кричать. Он боролся так долго, чтобы защитить Рони, и все только для того, чтобы тот, кого он считал своим братом, разбил вдребезги ее уверенность в себе.