Она в панике оглянулась назад – огромной двери перед ней уже не было, вместо нее появились три двери поменьше, таящие за собой неизвестность.
Из-под одной, левой, из них пополз могильный ядовито-лимонный туман, щиплющий голые ноги, и Джесс не решилась открыть ее.
Стоило ей отпереть центральную, как она едва не оступилась и не упала вниз, в бесконечное звездное пространство – перед ней разверзлась целая Вселенная, которая засасывала в себя.
Вдалеке виднелся шар, напоминающий глобус.
Земля?
Из этого пространства раздавался пронзительный мужской крик, переполненный болью. И Джесс, часто и мелко дыша от внезапного испуга, поспешила захлопнуть дверь. Она не хотела тонуть в чужой вселенной.
Она хотела узнать, кто зовет ее и зачем.
Третья, правая дверь, долго не поддавалась, но в конце концов, Джесс удалось справиться с ней с помощью ножа со стены.
В колонном зале с высоким потолком и черно-белой мраморной плиткой под ногами никого не было – лишь пустота и гулкое эхо. И много картин в тяжелых старинных рамах. Но стоило Джесс приблизиться к любой из них, чтобы рассмотреть, как изображение вдруг пропадало, оставляя девственно-белый холст.
Единственной картиной, которую она смогла рассмотреть, стал ее портрет. Он единственный висел на стене напротив, маня и пугая.
Это было ее лицо, написанное так безупречно красиво, что Джесс с трудом узнала себя. Если бы она так выглядела в реальности, то вечно носила бы корону «Мисс мира».
«Джесс».
Нужно было спешить. И она пошла дальше. Гулкие коридоры сменялись темными комнатами. Лестницы – поворотами.
Она шла, шла и шла… В какой-то момент Джесс едва не угодила в капкан, на нее набрасывалась стая летучих мышей, она падала, не видя в полутьме ступеней или препятствий, но не останавливалась в своем путешествии по странному дому.
Ею двигало странное, почти непреодолимое желание двигаться вперед. Джесс чувствовала, будто ее ждет что-то – или кто-то, и не могла оставаться на месте, ожидая, когда ее выкинет в свой реальный мир.
«Джесс».
Она. Должна. Искать.
В какой-то момент Джесс оказалась еще в одной гостиной, уже целой, но пустой и темной. Окна были занавешенные тяжелыми бордовыми портьерами, и Джесс, отодвинув одну из них, увидела за окном поле, над которым нависло вечное мрачное, с лиловыми проблесками, небо.
Далеко в поле неподвижно замерла фигура Пугала, раскинувшего руки. Над ним кружили вороны.
За полем начиналось кладбище: виднелись могильные кресты, между которыми перемигивались огни, а вдалеке она приметила крылья упавшего на землю самолета.
Джесс тотчас присела на корточки, забоявшись, что Пугало заметит ее и вновь окажется рядом, но этого не случилось.
Она вновь осторожно выглянула из окна и с облегчением удостоверилась, что Пугало остается на месте, как ему и положено.
Слишком знакомое место.
Она была на этом поле. Убегала от Пугала и упала в могилу.
«Джесс».
Слыша то ли чужую мольбу, то ли свое сумасшествие, девушка выбежала из гостиной и поспешила к витой лестнице, ведущей наверх.
Джесс оказалась на третьем этаже, осмотрелась и спешно открыла одну из дверей, попав в спальню-мансарду.
Эта комната была единственной во всем огромном доме, которую ярко освещал свет. Свет, мягкий, податливый, был всюду.
И, кажется, даже в сердце Джесс, заполняя его изнутри.
Посредине спальни стояла большая двуспальная кровать с балдахином, заключенная в хрустальную полусферу, вросшую в паркет.